ВДОХНОВЛЯЮЩЕЕ ИНТЕРВЬЮ МАЙКА ПАТТОНА
В прошлом месяце мы поздравляли Майка Паттона с юбилеем, перечисляя его бесконечные проекты. А сейчас не можем не поделиться интервью, которое он дал пять лет назад. Дело не в актуальности материала, и не в том, что вам нужно быть фанатами Faith No More или других проектов Паттона: его слова ниже могут вдохновить любого музыканта, какими бы ни были его предпочтения и стиль. Интервью было опубликовано на сайте thebeliever.com. Вопросы – Росс Симонини.
I. «ЧТО МНЕ НУЖНО ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ДЕЛАЮ?»
- Ты когда-нибудь занимаешься пением (упражнениями)?
- Нет. Никогда этого не делал и, по всей видимости, не буду.
- То есть, ты просто естественным путем извлекаешь звуки?
- Ну, я начал с самого простого. Я просто орал. Потом я подумал, окей, это у меня хорошо получается, надо попробовать что-то еще. И тогда я открыл для себя такую вещь, как пение. В Mr. Bungle нам быстро наскучило то, что мы делали – в середине 80-х это были death-метал и хардкор, а там очень много ограничений. В Эврике (родной город Паттона в Калифорнии) довольно скучно, но мне посчастливилось работать в магазине с пластинками, и я слышал новые звуки каждый день. Но такого, чтобы могли ходить каждый день на концерты и видеть что-то потрясающее, не было. И это то, что мне нравится в жизни в маленьких городах – музыканты должны неплохо потрудиться для того, чтобы найти какое-то вдохновение. В то время, когда я там жил, там вообще не было концертных площадок. Был лишь гриль-бар, где играли блюз. Иногда мы собирали деньги для того, чтобы сыграть концерт в амбаре, покупали страховку и давали шоу. Приходило пятьсот человек, и мы были просто счастливы. Так что ответ на твой вопрос таков: я понял, что делать со своим голосом, находясь на сцене и благодаря людям, которые меня окружали. Я не сидел в одиночестве дома, и я понятия не имел, что мне делать. Все решения принимались на лету. Думаю, так оно и продолжается по сей день.
- У тебя очень разные техники. Старался ли ты подражать каким-то звукам из окружающего мира?
- С детства, кажется, я подражал звукам птиц. На тот момент я не понимал этого, об этом мне сообщили родители. Как только я начал издавать все эти странные звуки, они подарили мне пластинку с разными звуками, которые люди делают ртом. Понятия не имею, почему они мне ее подарили, но она стала одной из моих любимых записей. В общем, все шло от моих собственных открытий и от тех вещей, которые у меня была возможность попробовать. Типа, поиграй с саксофонистом и барабанщиком, посмотри, что получится. У меня нет никакого образования, я не академический музыкант.
- Но тебе много приходилось играть с очень хорошо образованными музыкантами.
- Это те люди, у которых ты учишься. Думаю, одним из главных откровений, когда я понял, что такое импровизация, стала моя встреча с Джоном Зорном. Когда ты играешь в группе и заточен под написание песен с куплетами и припевами, тебе сложно понять, а что это, собственно такое – импровизировать? Я задавал себе вопрос: а что мне нужно делать, когда я не знаю, что я делаю? А он говорил: «В этом-то все и дело!». Когда вы начинаете погружаться в культуру импровизации, очень важно быть уверенными в своих навыках, нужно чувствовать комфорт в игре на своем инструменте, чтобы было не так страшно помещать себя в по-настоящему опасные ситуации. Возможно, эта музыка не всегда так уж «любезна» по отношению к аудитории, но, послушайте, я даже не уверен, что мы тут именно для аудитории.
II. «А ТЕПЕРЬ ПРЕДСТАВИМ СЕБЕ…»
- Ты участвовал во множестве импровизаций с Зорном.
- О да! Знаешь альбом «Cobra»?
- Да, конечно. И каково это?
- Скажем так, это все была направляемая импровизация. Нет, у музыки не было плана, но были некоторые правило относительно того, что и как играют некоторые участники. Обычно там 16, 12 человек – сколько угодно, но обычно 10+ - и они сами направляют музыку. То есть, сразу несколько людей поднимают руки и подают знак: «Здесь я хочу слышать виолончель, скрипку и электронные звуки». Но ты должен очень хорошо распознавать сигналы от них. Что касается Зорна, то он как указатель на дороге. Он следит за ходом импровизации и управляет ей, за ним последнее слово. Ненавижу это говорить, но если оставить кучку незнакомцев со своими инструментами в комнате без присмотра, они будут просто играть все время, и это будет не так уж музыкально, как могло бы быть. Так что контроль над теми, кто хочет постоянно играть, все-таки действительно нужен. Все это очень интересно. И всегда можно очень быстро понять, что за человек этот музыкант, который стоит напротив.
- А потом была группа Moonchild. Тоже с Зорном. Были ли там хоть какие-то записанные ноты?
- В теории, да. Но…
- Ты ведь не то чтобы читаешь с листа?
- Да. Полный ноль. Понятия не имею, как это делать. Но Moonchild – это совершенно особенный проект. Обычно все проекты Зорна очень структурированы (ну, кроме Cobra), а здесь он сказал, что хочет использовать традиции рок-музыки, чтобы «мы играли так, как привыкли играть». Я его спросил, что он имеет в виду, что такое – «как мы привыкли»? А он такой: «Ну, вы сначала шумите, потом рождается какой-то рифф, потом вы джемите вокруг него, а потом записываете это». Это было совершенно нормально для меня, а для него это было экзотикой.
- Да, живое шоу, которое я видел, почти не отличается от записи. Как так получилось?
- Да, все звучало очень хаотично, и некоторые звуки казались совершенно случайными, но это было не совсем так. Я понимаю, почему люди думают, будто все рождается на лету. Я получаю подобные замечания каждый раз по поводу Fantomas. Мне многие говорят: «Вау, ребята! Вы просто выходите на сцену и импровизируете!», а я каждый раз отвечают: «Черт побери, да если бы могли ТАК круто импровизировать, это сэкономило бы мне годы жизни и массу денег». В общем, в Fantomas все очень хорошо структурировано, у музыки есть «сценарий».
- Что значит – сценарий?
- Ну, в музыке типа Fantomas, все очень быстро меняется, и ты просто обязан записывать то, что происходит. Одно сменяет другое, и ты постоянно думаешь, а что же дальше? Так что мы все усвоили этот урок – записывай то, что у тебя получается. Например, Тревор [Данн], наш басист, хорошо образованный музыкант, и он записывает ноты. Я рисую пиктограммы. Дэйв Ломбардо, барабанщик, записывает барабанные ноты. Базз [из Melvins] – я вообще не знаю… черт ногу сломит его ноты расшифровывать.
В конце концов, мы пришли к тому, что ноты нам стали не очень нужны, когда выучили собственный материал.
- Но если ты в туре, играешь одни и те же песни каждый вечер, ты начинаешь делать это машинально, не задумываешься о нотах.
- Да, именно это мне больше всего и нравится в турах. Ты играешь песни автоматически, но дело даже не в том, что ты играешь их правильно, а в том, что каждый раз тебе можно делать их лучше и лучше.
- Хорошо, но если ты не знаешь нот, как тогда в последние годы ты писал всю эту камерную музыку для кино?
- Ну, я нанимаю кого-нибудь из друзей, кто в этом понимает, если это необходимо. Но большинство инструментов я записываю самостоятельно в студии. Студия – это мой главный инструмент в сочинении. Раньше я вообще ничего не понимал в функционировании студии, не знал никаких технических подробностей. Но, если у тебя есть что-то в голове, ты просто обязан изучить технику, которая призвана помогать идеям воплощаться в жизнь.
- Ты в последнее время пишешь музыку для кино, но влияние кинематографа на твою музыку можно проследить через всю твою карьеру: от прямых ссылок до каверов и заимствования техник из кино-музыки. Ты мог бы сказать, что думаешь о музыке визуально?
- Безусловно. Так происходит в любой музыкальной ситуации, где оказываюсь. С Faith No More мы часто говорили что-то вроде: «Так, а теперь представим себе Гарри Дина Стэнтона в «Париж, Техас». Или перестрелку в «Хороших парнях» Скорсезе. Мы записывались с Зорном несколько недель назад и думали, какой должен быть вокал в определенных местах. И я тогда сказал: «Мне здесь представляется голос рассказчика из «Алфавилля». Ну, знаешь этот фильм Годара… А Зорн такой: «Отлично!». Вот так работать мне нравится больше всего. Вместо того, чтобы вычислять, сколько где должно быть тактов, и какие ноты в каких местах, мы просто говорим «А теперь мы представим себе…». Фильмы сами по себе очень музыкальны. Вот, например, ты на студии, и тебе надо принять какое-то решение в течение пяти минут. Подумай о Тарковском. Подумай о Линче. Подумай о Майе Дерен.
- Так интересно – целые поколения музыкантов сейчас, кажется, больше вдохновляются кино, чем музыкой.
- Да, это просто еще один инструмент. Еще одна глава нашего словаря.
III. «МЕТАТЬСЯ ПОНОСОМ В СОБСТВЕННУЮ МУЗЫКУ»
- А как ты пишешь тексты?
- Ох, это то, что не приносит мне особенного удовольствия. Мне кажется, мне просто это не очень-то дается. И я не знаю, почему. Еще самого начала, с первых же годов участия в группе было так: у нас готова вся музыка, и я знаю, что запись назначена на следующий день. Тогда я просто брал кофе и записывал все, что у меня было в голове в тот момент. Я всегда паниковал, когда писал текст, который мне не очень нравился. И никогда в жизни я не писал тексты первым делом. Тексты для меня – дело второстепенное, самое главное – это музыка. И я так и не нашел способ делать лирику более музыкальной. Вот с Fantomas, например – написал я всю эту невероятно сложную, закрученную музыку и думаю: «Я просто не в состоянии написать к этому текст!». Он должен быть превербальным, я должен просто издавать звуки, я должен быть этакой второй гитарой. И это единственный путь, потому как в музыке уже содержится слишком много информации. В большинстве сценариев я просто сочиняю «бла-бла-бла»-версию, чтобы послушать, как все звучит с вокалом, и потом подбираю подходящие для этих звуков слова.
- Получается, слова просто имитируют звуки. И не несут никакой смысловой нагрузки?
- Эта идея, по крайней мере в поп и рок-культуре, о том, что певец должен стоять на пьедестале и что-то там вещать, мне никогда не нравилась, я на это не подписывался. Я не поэт. Я на сцене не за тем, чтобы рассказать о своей душе и переживаниях. На сцене я делаю музыкальные заявления, или, в большинстве случаев, задаю публике музыкальные вопросы, на который ей самой предстоит себе ответить.
- Ты также озвучивал фильмы и видеоигры. Как ты пришел к этому?
- Я сделал много войс-оверов для фильма «Я - легенда» несколько лет назад. Я зашел в комнату с офигеть каким гигантским экраном напротив меня и микрофоном – и они начали проигрывать мне по одной сцене, чтобы я более-менее понял, что происходит. Тогда мне говорили: «Вот, сфокусируйся на этом герое с зелеными глазами. На этом зомби». Тогда я делал дубль. Мне говорили: «Очень неплохо. Давай попробуем еще». Три-четыре дубля, и я понимал, что и как нужно делать. Все происходило очень естественно.
- Кстати, а что тебе вообще важно в музыке для кино?
- Чем более она деликатна, тем более эффективна для меня лично. Думаю, отличный пример – это «Разговор» Копполы – там это просто фортепиано. Или «Третий человек». Все потому, что там звучит просто один инструмент – мне действительно более всего близок такой подход. Я всегда хотел сделать что-то такое, просто выбрать один инструмент и поэкспериментировать с ним. Но сейчас с этим сложнее – если бы тот же «Разговор» делали в наши дни, то совершенно точно там звучал бы целый оркестр.
Но, в то же время посмотрите на саундтреки к фильмам Серджио Леоне – там огромные невероятные оркестры, и все это звучит и смотрится потрясающе. Дело в общем совсем не в том, насколько хорошая отдельная музыка или насколько хорош конкретный фильм, а в том, как они работают вместе. А Леоне был одним из тех парней, одним из очень немногих парней, что монтировали сцены под музыку. Он получал подсказки от Морриконе и резал сцены под его музыку, а иногда и вообще снимал и переснимал их под музыку. Сейчас все совсем иначе, и, к сожалению, зачастую люди вообще думают о музыке к фильму в последнюю очередь. Подбор музыки для некоторых – это все равно что подбор шрифта для титров. Некоторые просто думают: «Ой да, кстати, музло же нужно какое-нибудь. Ну давай впихнем туда какую-нибудь мелодию». Для многих музыка не является неотъемлемой частью ткани фильма. Но вот прямо сейчас я работаю с режиссером, с которым очень приятно работать. Фильм называется «Место под соснами».
- В некоторых фильмах по сценам уже понятно, какую эмоцию они должны пробуждать. А потом авторы добавляют еще и музыку, которая должна делать то же самое. Зачем, интересно, это нужно…
- Вот и я об этом же. Типа, чуваки, мне нужно говорить, что я должен сейчас грустить, я и так сейчас смотрю на что-то очень грустное, идиоты!
- Ты когда-нибудь думаешь о синестезии во время работы?
- Ну, да. Если бы я был слишком замучен и не мог найти какое-то музыкальное решение, то если бы мне кто-то сказал: «Синий!», а бы подумал: «Окей, я могу сделать что-то с синим». Если ты делаешь музыку к кино, то волей-неволей вливаешься в этот поток, начинаешь мыслить такими категориями. А вот чувствует ли это публика потом – это уже другой вопрос. Если задумка и реакция на нее не синхронизируются, это всегда очень неприятно. Даже если все звучит круто, но совсем не так, как я задумывал, это значит, я потерпел неудачу.
- А как часто ты терпишь неудачи?
- Ой, да все время.
- Когда ты оглядываешься назад, замечаешь ошибки, которые сделал в музыке?
- Мне тяжело слушать свою собственную музыку. Если ты сейчас поставишь какую-нибудь из моих записей, у меня сразу начнутся судороги. И не потому что я какой-нибудь Мистер Застенчивый, а просто я сразу начну слышать ошибки. Просто очень трудно слышать что-то хорошее. Но в последнее время все немного поменялось. Когда ты становишься старше, становится проще «отпускать» вещи. Когда мы решили поехать в реюнион-тур с Faith No More, мне пришлось выучить все то, что я написал, когда мне было 19. И я услышал гораздо больше хорошего, чем мне казалось я должен услышать. Это было как возвращение домой, очень приятный процесс.
Все эти ошибки – это мелкие технические детали, типа «ой, я должен быть спеть немного иначе здесь» или «а здесь я звучу плоско» и т.д. Но чтобы мне казалось, будто вся запись должна была бы быть другой – такого не было. Я думаю как взрослый – даже если мне не нравится какая-то запись, я понимаю, что она была частью процесса, и без нее не было бы следующей и т.д. Хотя спросили бы вы меня про какую-нибудь из самых нелюбимых мной записей еще несколько лет назад, я бы точно ответил, что она была полным дерьмом, и вообще не имела права на существование.
- А что с этим реюнион-туром?
- Ну, пока как-то вяло. Может быть, мы слишком сознательно к этому относимся, для нашего же блага. Я что имею в виду… Есть ведь огромное количество групп, которые в свое время делали хорошие вещи, а потом им вдруг понадобились деньги, и они решили воссоединиться для тура. Тем самым лишь разметали понос по всему телу собственной работы. Мы не хотим, чтобы с нами было так же. [В 2014 FTM все же поехали в реюнион-тур – прим. пер.]
IV. «SHUFFLE»
- Из того, что я читал о тебе раньше, я понял, что у тебя довольно мрачный взгляд на современную музыку. Что-то изменилось?
- Ну, а у кого он не мрачный?
- У меня.
- Ну, если ты находишь время, чтобы копаться и искать, находить что-то уникальное, то это здорово. Что касается меня, я не очень-то чувствителен к музыкальным климатам.
- Но у тебя есть собственный лейбл. Ты ведь должен как-то участвовать в этом поиске.
- Одна из причин, почему я верю в то, что наш лейбл живет уже десять с лишним лет – это то, что у нас нет никакой ниши. Когда мы начинали, тернтаблизм был на пике, но я не принимал на лейбл каждого его представителя. То же самое с инди-роком. Эти вещи просто входят в моду и выходят из нее. Но значит ли это, что они были хуже до того, как вошли в моду? Нет. В мире существует континуум хороших вещей. И мы выпускаем то, что нам нравится, вне зависимости о того, говорит ли это музыка на «современном языке». У нас было кантри, техно, spoken word, импровизации и т.д.
- Ты играешь музыку в совершенно разных стилях. Думаешь ли ты о культурах и контекстах, откуда эти стили пришли?
- Ну, у всех из них есть свои правила и параметры. Они должны исполняться определенным образом, сочиняться определенным образом… Вот, например, почему выступая с Mondo Cane…
-… ты бегаешь по сцене полуголым.
- да, и не плююсь водой вокруг. Я думаю, это «удешевило» бы музыку. Куролесить я могу и с другими группами. Если я захочу съесть чью-то блевотину, я могу сделать это с Tomahawk. Думаю, одна из причин, почему у меня есть все эти группы, - это то, что мне нравится их контекстуализировать. Мне нравится, что все они находятся совершенно в разных местах. Если бы вы взяли все мои проекты и смешали их как в блендере, то звучало бы все довольно дерьмово.
- Ты думаешь, что это разделение помогает правильно воспринимать музыку?
- Конкретную музыку? Разумеется. Меня в частности? Вряд ли. Возможно, это не самое мудрое решение в карьере и бизнесе – люди часто путаются. Никто не знает, что я вообще делаю. Даже не все проекты идут под моим именем. Некоторые из них – это просто концепции групп. Другие – коллаборации. Третьи – это просто я. Еще есть оркестры. Если бы я выпускался на мейджор-лейбле и не контролировал свою собственную судьбу, мне бы уже давным-давно отрезали голову.
- Так что, если бы Mondo Cane пришлось выступать, например, перед толпой, беснующейся в мош-пите…
- Вообще, такое уже было.
- Ну и как, успешно?
- Я расскажу историю. Это был момент откровения. Мы были в туре с Mondo Cane, играли в театрах, церквях и других подходящих для такого формата местах. Все шло отлично. Потом у нас было шоу в Финляндии, на севере Финляндии, на фестивале… И я уже начинал паниковать. Все же фестивали, с их расписанием, оборудованием и т.д. – это все немного не для Mondo Cane. Мало того, потом я узнал, что это метал-фестиваль! Я был просто в ярости. Я беспокоился об остальных музыкантах и сохранении целостности музыки. Я едва представлял себе, как мы будем играть все эти тихие оркестровые песни перед толпой забитых татуировками, проколотых викингов? Как же я был неправ. Мы играли, играли перед 20 тысячами людей – наверно, самая большая толпа, перед которой мне приходилось стоять – они были ошеломлены и слушали нас очень-очень тихо. Когда мы сошли со сцены, кто-то из команды фестиваля, которая помогала нам весь день, сказал со своим забавным финским акцентом: «Это была самая красивая музыка из всей, что мы когда-либо слышали». Так что… никогда не угадать, как все пройдет.
- Люди, которых я знаю и которые росли на твоей музыке, пошли совершенно разными путями в музыкальном плане. Из-за того, что твоя музыка и твои проекты – это как множество дверей в разные жанры.
- Наверно, это лучший комплимент, который я могу получить. Это замечательно, что люди уделили столько внимания моей музыке. И уж особенно потому, что это все не давалось мне легко. Я всегда старался не принимать типичных решений. Каким бы циничным я иногда ни был, когда кто-то говорит мне: «О, такой крутой у вас был проект с хип-хоперами X-Ecutioners, и еще с этой немецкой дум-метал группой…», меня всегда застает это врасплох.
- С iPod и интернетом, постоянным режимом shuffle привычки людей, связанные с прослушиванием музыки, меняются, суждения людей становятся менее предвзятыми.
- Хотелось бы надеяться. Когда я открыл для себя функцию shuffle, я был на седьмом небе от счастья. Ведь именно так я и привык слушать музыку.