Мой отъезд из Швеции в Америку сопровождался весьма эмоциональной сценой. Мама, сестра, отчим и я заехали сначала к бабушке, забрали все мое имущество в виде Маршалов и прочего оборудования, и повезли все это за город, на хранение в мамин дом. Там мы все выгрузили и двинулись в аэропорт. Помню было темно и холодно (как обычно), стояла середина зимы, когда мы добрались до аэропорта. Все выглядело немного нереально, словно ты только просыпаешься.
Когда я вспоминаю те времена, Швеция кажется мне другим измерением, словно планета изо льда и чего-то еще, потому что сейчас я живу в отличном климате - красивые солнечные дни с пальмами вокруг. Возможно я просто родился в неправильном месте. Ну по ошибке или еще как. Все мои друзья, выросшие в Швеции, всегда были не против поиграть в снегу, слепить снеговика, порубиться в снежки, а я ненавидел холод, думаю, чуть ли не сразу как только родился. И вот когда мы доползли до аэропорта в этой кромешной тьме холодного февральского утра, я был переполнен радостью просто от того, что сваливаю подальше от этой морозной темноты, и пофиг что там меня могло ждать на другой стороне земного шара.
Моей маме этот день дался очень тяжело. В то, утро, когда я шагнул в самолет, она была очень расстроенной, но старалась сдерживаться. С одной стороны она была рада, что шведское общество больше не сможет разрушать мечты и планы моей бунтарской натуры, но с другой стороны ей было очень больно от того, что я покидал ее ради какого-то очень далекого и совершенно неизведанного края.
Все, кто был знаком с нашей семьей, считали, будто бы это была просто красивая мечта, сбежать и стать рок-музыкантом. Но в то, что оно получится никто не верил. По их соображениям, со временем я должен буду выкинуть всю эту рок-музыкальную дребедень из своей башки, признать поражение и найти обычную работу. А для меня попытка стать музыкантом была сродни выбору “сделай это или сдохни”. Варианта “пойти работать в фаст-фуд на районе и играть на гитаре дома вечерами в качестве хобби” для меня просто не существовало.
У меня перед глазами был отличный пример матери, чьи артистические таланты могли рассматриваться только как развлечение, но не как призвание. Ее настоящий художественный дар остался нереализованным, что причиняло ей много боли. У нее, конечно, были какие-то выступления. Она пела в престижном хоре Schola Cantorum при старейшем храме в Стокгольме. Они специализировались на старинных Григорианских песнопениях 13-14 веков. Я не исключаю, что оттуда и моя любовь к хоровой музыке, которую можно услышать на моем альбоме Concerto Suite. Мне нравилось смотреть как мама выступала с хором в разных церквях, особо впечатляли шоу под Рождество, когда хоры исполняют такие вещи как Баховские “Страсти по Матфею”. Также мама пела джаз в стиле Ella Fitzgerald и могла спеть с группами в известном джазовом клубе Fashing.
Мама брала нас на каникулы в Париж, Лиссабон, Мадрид и другие места, где она могла рисовать пейзажи, реализуя свои художественные порывы. Некоторые рассказы о моем отъезде в Штаты грешат пассажами типа того, что я никогда не был за пределами Швеции до того как самолет не приземлился в Лос-Анжелесе, однако, это не так. До Америки, я достаточно поездил по разным частям Европы вместе с семьей на каникулах.
Одно из наиболее четких воспоминаний связано с 1976 годом, когда наша семья отдыхала летом в Греции и я влюбился в часы Rolex. Это был остров Родос, очень красивое место, солнечное и с морем сине-зеленых цветов. Я увидел Rolex Submariner в витрине магазина для дайверов и подумал “О, блин, как же мне хочется такие”. Вот так в 12 лет я превратился в коллеционера часов, и боюсь, эта страсть продолжается до сих пор. Я немного помешан на желании узнать, как работают те или иные вещи, поэтому иногда снимаю заднюю крышку с своих Rolex и вожусь с механизмами. Возможно, мне надо было стать часовщиком.
Греция прекрасна в это время года. И чем мне еще запомнилась та поездка - это как красиво мама рисовала потрясающие местные пейзажи пока мы там были. Она была такой талантливой, но как я сказал, этот талант в свое время придушили, не дав возможности стать профессиональным художником. Поэтому большую часть своей энергии она потратила, работая в офисе и занимаясь семьей. Но та поездка в Грецию была очень красивым перерывом в обычной рутине. Мы посетили большое количество деревень, ездили на ослах, видели древние руины Римских времен. У меня в голове отличные картины той поездки, которые остаются в памяти навсегда. Поэтому неправда считать будто бы до Штатов я никуда не ездил за пределы Швеции, хотя, конечно, так далеко я еще не забирался.
На контрасте с этими солнечными моментами случайного счастья, я помню как мама работала, что постоянно вводило ее в депрессию, и погружало в эту вечную атмосферу несчастья. Я упоминаю об этом, потому что все это приносилось в дом, где я жил, и это было тем, от чего я убегал холодным темным утром. Я думаю сравнение с побегом было на уме у каждого из нас. Глаза у всех были влажные и я еле сдерживался чтобы не разрыдаться. В голове у меня был образ мамы, которая стоит одна на утесе и смотрит куда-то в черное море. Это было близко к реальности, поскольку я улетал куда-то в неведомую сторону. Это и волновало и пугало одновременно.
Мама пыталась держать все в себе, а я постоянно повторял “Не волнуйся, не волнуйся”, но при этом сам был на взводе. По правде говоря, я действительно до конца не знал, правильно ли я поступаю или нет. В общем, то что тогда я испытал и все это утро с невероятными эмоциями - все это и сейчас спустя несколько десятилетий стоит передо мной невероятно отчетливо. То был прекрасный пример к поговорке “Если любишь, то разреши уйти”, потому что мама была настолько угнетена тем, что ее ребенок улетает так далеко в неизвестность. Но она знала, что я сделал все чтобы получить этот шанс, и не было ничего чем бы она могла остановить меня. В Швеции я сделал все, что мог и дальше уже двигаться было некуда.
То, что я делал, на самом деле не очень давило на меня, пока я не уселся на свое место в самолете и не понял, что назад дороги нет. Я не знал на какое время улетаю. На самом деле в Швецию я потом прилетел только три года спустя. После крутого старта с парнями из Steeler, которые очень лихо взялись за мое обучение, я очень быстро освоился и стал как рыба в воде. Мой английский стал вполне сносным (помните, я говорил, как постоянно поправлял учителя английского в школе). Как только пришло понимание сцены и жаргона в Лос-Анжелесе, смысла возвращаться домой не было. Холод и тьма должны были навсегда остаться в прошлом. Конечно, то, что я еще заеду в Швецию, сомнений не было, но не для того чтобы там снова жить.
Когда я в Швеции рассказал друзья о том, что меня зовет рок-группа из Штатов, то они все очень порадовались за меня. Они все тоже играли в группах. Но днем они все работали на обычных работах. И музыка не была для них тем, что наполняло бы 24 часа в сутки. У них текли слюни, когда они видели фотографии Steeler, присланные мне их музыкантом Ron Keel. Там выглядело как будто они выступают в Madison Square Garden или где-то еще в подобном месте. Я был очень впечатлен, пока не услышал их музыку. Первая реакция была “блин, да это не сработает”. Затем, я стал думать, что нужно просто приехать в Штаты и попробовать заставить их сделать что-то еще. Это показывает каким я был наивным.
Дело обстояло так, что парни записали сингл, когда были в Тенесси, а потом мотанулись на шоппинг в окрестностях Лос-Анжелеса. В то же время Mike Varney основал свой хэви метал лейбл Shrapnel Records, где делал сборники разных местных гаражных групп, которые предоставляли по одной песне на альбом. Идея Varney, ну как мне казалось в то время, это то, что я должен стать участником Steeler и тогда с нами подпишут контракт. Varney был парнем, играющим на гитаре, но я не знаю достаточно ли умно он поступал, запихивая меня в местную банду, игравшую ничем не примечательную музыку. То есть группа полностью соответствовала тому типу групп, что заполняли в то время местную клубную сцену, и добавлять туда безумного классически обученного гитариста из Швеции - было бы это разумно?
Это было серьезное решение и большой риск. Но я думал, что если сумел добраться до Штатов, то буду способен заставить что-то произойти. И не важно как. В Steeler я провел несколько недель, прежде чем решился валить. Когда вышел альбом с названием Steeler, я уже ушел в группу Alcatrazz. К тому времени в дверь, за которой была новая жизнь, просунулась не только нога, но и все мое тело. Моя музыкальная карьера стартовала.