100 ЛЕТ ЛЕОНАРДУ БЕРНСТАЙНУ: КОЛЛЕГИ И БЛИЗКИЕ О ВЕЛИКОМ МУЗЫКАНТЕ

МАРИН АЛСОП: БЕРНСТАЙН – ВДОХНОВИТЕЛЬ

Бернстайн был неподражаем во множестве областей: гениальный дирижер, композитор, автор, пианист, мыслитель, активист, преподаватель и артист. Для меня его гениальность заключалась в том, что он соединял точки между всеми этими ипостасями. Все, что он читал и переживал на собственном опыте, вдохновляло его мысли и поступки. Думаю, он однажды сказал, что не знает, что любит больше – музыку или людей.

В нем была страсть, энтузиазм и бесконечное любопытство, желание знать, как устроен мир вокруг. Бернстайн не думал о музыке и образовании, как об отдельных вещах: для него они были частью системного, органичного, общеобразовательного подхода. Он был на передовой междисциплинарного обучения, обращаясь как к новым радикальным концепциям, так и к древнегреческим традициям. Образование в общем было крайне важно для него: информация питала его, давала силы и, главное, возможности.

Когда я росла в Нью-Йорке, Бернстайн был важной частью жизни города. Я помню, как смотрела программы с его участием по телевизору по воскресеньям, и молодежные концерты в Нью-Йоркской филармонии. После одного из них, когда мне было девять лет, я сказала родителям: «Я хочу быть дирижером».    

Я бы полетела на Луну, чтобы работать с Бернстайном. Фактически, я училась у него на фестивале Шлезвиг-Гольштейн в северной Германии в 1987 году, а затем в Танглвуде (центр Массачусетса), прежде чем поехала с ним в Японию. Он научил меня множеству важных вещей: наш главный приоритет как дирижеров – это быть посланниками композитора; что у всего есть повествование, история и иногда даже мораль; что мы несем ответственность за то, чтобы передать это послание лучшим образом.

Бернстайн был и высоколобым, и простым, и каким угодно одновременно. Кажется, он приписывал Дюку Эллингтону слова о том, что музыка бывает двух типов: хорошая и плохая. Думаю, что “Вестсайдская История” -  одно из самых искусно написанных музыкальных произведений всех времен. Она до сих пор остается ориентиром для многих композиторов.

Марин Алсоп - американский дирижер и скрипач.

ДЖОН МОСЕРИ: БЕРНСТАЙН – ДИРИЖЕР

Впервые я встретил Бернстайна в 1971 году. Сначала я был его ассистентом, потом редактором, а затем исполнял множество его работ в качестве дирижера. Первая вещь, которую он мне сказал, когда мы сели съесть по сэндвичу, это то, что он верит, что каждый музыкальный шедевр был написан в одном темпе, и все скорости музыки на протяжении каждой работы были привязаны к этому центральному позвоночнику.

Он был очень физически подвижным композитором. Когда музыка ускорялась, он высоко поднимался, и это нравилось далеко не всем. Пьер Монто как-то сказал, что оркестр играет громче, потому что тот выше прыгает. У него был свой собственный стиль выражения музыки, близкий к тому, как описывают дирижерский стиль Бетховена или Берлиоза. Он говорил мне, что терпеть не может то, как выглядит, когда дирижирует, добавляя, что «но только так я могу получить желаемый звук».

Для него Бетховен был величайшим композитором всех времен, и его первое появление на ТВ было посвящено его Пятой симфонии. И ему всегда было некомфортно исполнять Вагнера: как еврею ему было сложно отделить музыку от антисемитизма композитора и того, что эту музыку использовать нацисты. Тем не менее, он любил остроумие и баланс Гайдна, а сам он был неоднократно отмечен за свои интерпретации Малера, композитора, очень близкого его сердцу.

Если выступления Ленни были совместной работой его оркестра и его аудитории, то он становился раввином Ленни – он всегда хотел пролить свет на древние тексты. Каждый дирижер – это рассказчик, и в этом ему не было равных. Он выходил на сцены, кланялся, жал руку лидеру оркестра и выжидал, когда аудитория погрузится полностью во внимание. Та вещь, по которой я очень скучаю – это умение Бернстайна сказать шутку вовремя. А «вовремя» в музыке – это все.

Джон Мосери, автор "Maestros and their Music: the Art and Alchemy of Conducting" ("Маэстро и их Музыка: Искусство и Алхимия Дирижирования")

БАРРИ СЕЛДС: БЕРНСТАЙН – АКТИВИСТ

С раннего детства и до самой смерти Бернстайн был непоколебим в поддержке либеральных идей. Он был политически активен всю свою жизнь. Будучи студентом в 1930-х он был директором на постановке опера Марка Блицштейна, “Cradle Will Rock”, оперы о коррупции и корпоративной алчности. Местная полиция доложила об этом в ФБР, и по мере того, как приближалась эра Маккарти, интерес ФБР к Бернстайну (а заодно и досье) рос, и продолжал расти на протяжении 15 лет. ФБР следило за ним не только из-за того, что он поддерживал русских и послевоенных беженцев, но также и за то, что поддерживал афроамериканцев.

В 1949 году Бернстайн был назван коммунистом и занесен в черный список, его музыка запрещена к использованию в фильмах сетью CBS. Только в 1953 году, когда он подписал 11-страничное письменное показание о том, что он не был коммунистом,  ему разрешили вернуться в индустрию. Его наняли писать музыку к фильму “В Порту” Элии Казана, а к 1957 году он полностью восстановился как глава Нью-Йоркского Филармонического оркестра.

Барри Селдс, автор "Leonard Bernstein: The Political Life of an American Musician" ("Леонард Бернстайн: Политическая Жизнь Американского Музыканта")

ХАМФРИ БЕРТОН: БЕРНСТАЙН – ТЕЛЕЗВЕЗДА

В начале 60-х я часто бывал в США, снимая эпизоды для [программа ВВС об искусстве] “Monitor”,  и тогда я наблюдал как фигура Бернстайна доминировала на американском телевидении. На экране он всегда выглядел чистосердечным, умным, невероятно образованным и всегда интересным. Мы ощутили его мощь, когда запустили ВВС2, и под его влиянием присутствие классической музыки на ТВ увеличилось в шесть раз! Он по-настоящему привил вкус к ней огромной аудитории.

В течение десятилетия начиная с 1954 года он делал ТВ-эссе, предназначенные для более взрослой аудитории. Записки Бетховена, развитие американской музыкальной комедии, что делает оперу великой – он был настоящим коммуникатором и мог говорить о множестве разных вещей.

Хамфри Бертон, автор биографии “Леонард Бернстайн”

ДЖЕЙМИ БЕРНСТАЙН: БЕРНСТАЙН – ОТЕЦ

Он был невероятно внимательным и ласковым отцом. Конечно, когда он много путешествовал, подолгу отсутствовал дома, мне было очень тяжело делить его со всем окружающим миром. Но когда он приезжал обратно, его присутствие всегда ощущалось очень сильно. У нас были большие обеды, мы играли в игры, очень проводили время всей семьей – мама, папа, мои младшие брат с сестрой и я. Он делился всем, что вызывало у него восторг – от Льюиса Кэрролла, Гилберта и Салливана до водевилей, которые он помнил с детства.

Казалось, будто он – это два разных человека, запертых в одном теле. В нем был общественный деятель, дирижер, учитель, который всегда был главным на вечеринке, а также композитор, которые отчаянно нуждался в уединении. Сочинение всегда было сложным для него. Он ненавидел был один, но знал, что ему это нужно.

Прежде всего он считал себя композитором. Думаю, он был бы в восторге от того, что в этот его чествуют по всему миру и исполняют его музыку. Он хотел, чтобы при его жизни его принимали всерьез как композитора, но этого не происходило, и это очень сильно раздражало, но подолгу он на этом не зацикливался. Он принимал вещи такими, какие они есть, и просто старался сделать мир лучше. Он хотел, чтобы его музыка говорила правду, поднимала сознательность людей и служила миру.

Джейми Бернстайн, дочь композитора, автор "Famous Father Girl: A Memoir of Growing Up Bernstein" ("Дочь Знаменитого Отца: Мемуары Подрастающей Бернстайн")

ДРЮ МАКОНИ: БЕРНСТАЙН И МУЗЫКАЛЬНЫЙ ТЕАТР

Когда я был моложе, мы постоянно слушали в машине кассеты с мюзиклами. У меня было две любимых песни, которые я проигрывал снова и снова: “New York, New York” из “Увольнения в Город” и “Dance at the Gym” из “Вестсайдской Истории”. Прошли годы прежде чем я обнаружил, что написаны эти песни были одним и тем же человеком. Как и для многих других, первой работой Бернстайна, с которой я познакомился, была “Вестсайдская История”. Я был поражен силой эмоций, передаваемых с помощью музыки, и хореографическим гением Джерома Роббинса. Сложно вспомнить пример творческой коллаборации, где каждая из сторон, форм искусства, настолько хорошо дополняла бы другую. Музыкальный театр Бернстайна всегда рассказывает тебе историю. Он не будет вставлять в повествование заводную мелодию просто потому, что публика ожидает ее в определенный момент. Он создал полноценные, продуманные, наполненные эмоциями миры, в которых герои могли по-настоящему жить.

ДРЮ МАКОНИ, режиссер и хореограф

АНТОНИЕ ПАППАНО: БЕРНСТАЙН – СИМФОНИСТ

Бернстайн любил цвет и тепло оркестра. Но его не воспринимали современники – его музыка не соответствовала Дармштадту, не была похожа на Булеза, на авангард… Но для американской музыки Ленни сделал больше, чем все они вместе взятые.

Бернстайн описывал свои симфонии как кризис веры, но всегда искал искупления, обновления этой веры. Посмотрите, с чем нам предлагает столкнуться Бог – тяжело быть евреем, тяжело быть христианином, тяжело быть религиозным – это главная тема его цикла. Его первая симфония, “Jeremiah”, была написала в 1942 году, когда мир погрузился во мрак. Его третья и заключительная симфония, “Kaddish” (1963, ред. 1977) – реакция на убийство Кеннеди.

Я видел, как он дирижировал Третью симфонию Копленда с молодежным оркестром в Танглвуде. Его отношения со старшим товарищем были очень близкими и теплыми, и эта симфония была настолько глубоко внутри него, что он бесстрашно заимствовал оттуда некоторые части. Его первая симфония, конец второй, “The Age of Anxiety” – там отчетливо слышится Копленд. И, конечно же, вы можете слышать там Малера, композитора, оказавшего на Ленни огромное влияние. Репутация Бернстайна как дирижера для многих перевесила его репутацию как композитора. Вероятно, его очень это расстраивало. Однако он один из таких композиторов: возьмите три такта его музыки, и вы обязательно услышите в них отголоски кого-то еще, и все же вы будете точно знать, что звучит сейчас именно он – Бернстайн.

Антонио Паппано, дирижер